Мы бьем в котлы, заставляя танцевать медведей, а хотели бы растрогать звезды
(С) Майкл Каннингем, лейтмотив этой книги
Мне советовали ее друзья, и когда я начинала ее читать, я даже не представляла, как сильно она меня впечатлит. Абсолютно нетривиальная вещь, я даже не знаю, к какому из четырех сюжетов мировой литературы по Борхесу ее отнести. Это не про осажденный город и не про самоубийство бога, и даже не про любовь, не про войну и не про политику. Эта книга об исступленном поиске гениальности и красоты вокруг. Я прежде не видела такого, чтобы автор своему герою рисовал именно такой мотив - поиск красоты и гения, который может губить и воскрешать своим искусством. Главный герой, Питер - почти не старый, почти счастливый владелец арт-галереи, в которой выставляются почти самые лучшие художники. И вся суть этого повествования - в слове "почти". В том-то и дело что "почти", а не всякие души в этом мире на это "почти" согласны. Он не был согласен. Он не похож на героев Моэма, которые роскошно страдают и тратят свою жизнь на роковую страсть в декорациях индустриальных помещений, радуясь что не умерли от тифа, он вполне успешен и востребован, но ему этого мало.
ДалееОт его"мало", от этого самого поиска идут все его жизненные проблемы - тяжелые отношения с дочерью, кошмар которых спрятан под маской благопристойности. Его дочь Би родилась обычным, ничем не примечательным ребенком без особых талантов и красоты, и вот эту ее не-особенность он так и не смог ей простить, а она так и не смогла простить ему потаенное нежелание прощать. Он мог говорить что угодно, но она знала правду. Она сама вполне могла пережить свое несовершенство, просто не была уверена в других людях и потому не нашла ничего лучшего кроме как отдалиться от них, дистанцироваться и заняться взбалтыванием коктейлей - как раз тем, чем по мнению Питера должен заниматься обычный человек, у которого нет ни времени, ни мозгов для интеллектуального труда по чтению кода интерпретации классической живописи. Ее работа официанткой, которую они все никак не могли понять - это по сути тихий бунт. Тихое истекание кровью "без щипцов", как сказала бы Эволюция. Она не грациозное и духовное, ожившее произведение искусства, у нее нет глаз героини Диснея и больной красоты наследников престола - как она смеет быть дочерью того, чей мобильник исполняет прелюдию Брамса?.. Правильно, никак. Точнее - формально. Да, мне кажется, она страдала от этого. Причем так, что нее даже не было сил чтобы доказывать ему что-то, просить принять ее как есть. Она прекрасно понимала, что все его попытки быть хорошим отцом разбиваются о его ярость к толстоногой угловатой дочери и слишком деликатной, всегда корректной жене, и она просто была слишком умна чтобы это видеть и не спорить.
Он был всю жизнь слугой красоты, но не самой красотой, и поэтому постоянно хотел эту красоту родить или присвоить найти. Почему в итоге он так зациклился на Миззи? Он хотел от жизни точно того же, чего он хотел от искусства - ощущения той самой душевной дрожи, чувства будто ты находишься рядом с чем-то невероятным, потрясающим и очень недолговечным, сочетающим в себе глубину веков и образ мальчика из борделя.
Красота как подношение, как пепел разрушенных монархий, как сочетание отчаяния и надежды. Красота как подарок права навлечь на себя беду. Он хотел быть одним из брейгелевских икаров, тонущих в углу холста, на котором обрабатывают поля и выращивают овец, хотел быть как раз тем, кого история любит и прощает, стирая в порошок, а не неприметной фигурой человека средних лет на манхэттенском перекрестке. Но может быть, брейгелевские икары думают о самом полете, а не о том, что вот обязательно надо летать?..
@музыка:
Ruelle – Until We Go Down
@настроение:
...